ДНЮ ЗАЩИТЫ ДЕТЕЙ ПОСВЯЩАЕТСЯ

Когда я вернулся домой, жена сказала, что сына избили. "Где?"- спросил я. "В школе", - последовал ответ. Я подозвал сына и попросил показать. Посредине грудной клетки был большой кровоподтек. Ещё чуть посильней бы, и, если удар ногой совпал с ударом сердца, сердце бы остановилось. Мы позвонили в клинику, и нас отправили в Детскую травматологию. Там сделали снимок грудной клетки, и заключение: "Ушиб грудной клетки и отёк мягких тканей". Назначили лечение.

Учительница – классный руководитель - отправила их одних на улицу поиграть с мячом. Сама осталась в школе. Возможно, у нее были какие-то дела, не знаю. В это время подошли девятиклассники, стали отбирать у них мяч. Когда мой сын вступился, один из девятиклассников сшиб его с ног, и, только он поднялся, последовал удар ногой в грудь.

Я позвонил классному руководителю, она ответила, что не может назвать, кто пнул моего сына, и передала просьбу директора школы встретиться с ней. Я позвонил, и мы договорились о том, что в назначенный день как раз у девятиклассников будет экзамен и мы сможем найти тех ребят, кто это сделал. Но почему-то в классе оказались не все. И мой сын не смог назвать тех, кто это сделал. Зато были приглашены ещё несколько преподавателей, но не было Людмилы Васильевны – классного руководителя моего сына. Были другие – был также приглашен уполномоченный представитель милиции Кабанец Жанна Серафимовна. После нескольких вопросов о том, чтобы дети признались, кто это сделал, один поднялся и ответил, что это он сшиб мальчика. Потом признался тот, кто его пнул. И когда я попросил показать, как он это сделал, он не смог поднять ногу на уровень удара. Я сказал, что хочу подать заявление в милицию, и тут же уполномоченный милиции ответила, что детям по 14 лет, и их судить не будут, и то, что могут сделать, это только поставить на учёт. Директор и ещё одна преподавательница сказали, что, если я подам в суд, напишу заявление в милицию, то они дадут очень хорошую лестную характеристику этим ребятам. И вообще, они из очень хороших семей, особенно тот, который пнул, и папа у него часто бывает в школе и ездит с сыном на соревнования, и что они хорошие спортсмены, хоккеисты, и бывали случаи, когда кто-то приходил на занятия с переломанной рукой, другой посещал школу с переломанной ногой… В подоплёке звучало: "Подумаешь, синяк!".

Меня убеждали, что это произошло в форме игры. Но я не понимал, какой. Я спросил у того, кто пнул моего сына: "Зачем ты это сделал, ведь в это время у тебя даже не было мяча?". "Мяч находился у меня между ног", - ответил он. "Ну и за что ты тогда пнул его?". Я так и не получил ответа.

Тут же тот, кто сбил его с ног, в состоянии напористости и своей правоты вдруг заявил: "Я не пинал его, я его только сбил, и поэтому мне нужно идти. Некогда мне здесь сидеть!" Не последовало на эту реплику никакой реакции – ни у директора школы, ни у педагогов, ни у уполномоченного милиции. Так как он выразил их состояние, их желание. И когда я сказал, что все-таки хотел бы написать заявление в милицию, уполномоченный милиции Кабанец Жанна Серафимовна пригласила меня в свой кабинет. За нами последовали дети, но перед дверью в кабинет она сказала им, чтобы они были в коридоре. И начала мой допрос. По несколько раз спрашивала, откуда я пришел домой, уточняла фамилию моей жены, и то, как мне ответила моя жена – побили или избили. Она сказала мне, что оставила ребенка дома одного, чтобы помочь мне решить мои проблемы. Хотя её видел я в первый раз и не просил об этом. Я сказал ей о том, что нужно допрашивать не меня – откуда я пришел домой, и который был час, а тех людей, кто избил моего сына. Её губ коснулась легкая усмешка, она отвернулась, и ответила, что она задала, наверно, лишние вопросы. Я забрал у неё так называемое заявление, спросил её фамилию, имя, отчество, и вышел из кабинета. Да, она отрабатывала свой хлеб, и выполняла поручение, которое дала ей директор школы. В коридоре тех ребятишек уже не было. Они ушли. Зато стояла классный руководитель, она объясняла моему сыну, что на первый раз обязательно надо простить, и ничего страшного не произошло.

Мы вышли с сыном из школы. На улице светило солнце. И вдруг я отчетливо увидел, как ребенка уполномоченного, когда ему будет пятнадцать лет, очень сильно изобьют; как в течение трех лет в этой школе тоже может произойти убийство. Потому что жестокие удары ногой в грудь ученика 9 класса ученику 3 класса являются нормой. В ушах звучали фразы "…Дадим хорошую характеристику", "..Им ничего не будет", и мне стало страшно, что ждет впереди, чему учат в школе, и какой будет Россия. Я не помнил фамилий и имен тех детей, которые это сделали, и у меня не было желания узнавать это дальше. Вдруг вспомнил, что недавно был праздник – День защиты детей. И мне было непонятно: от кого мы их защищаем один день в году? И почему их нужно защищать? Неужели зверство, которое живет в нас, настолько заполнило окружающий мир, что мы должны защищать своего ребенка хотя бы один день в году.

Конечно, директора школы не снимут с работы, и я не знаю, как дальше придется учиться моему ребенку. Потому что давление в его сторону будет ужасающим. Оно будет ужасающим по одной причине, что подобные случаи – норма. И то, что я решил разобраться в этой истории, вызвало такой бурный протест. Были приложены все силы с тем, чтобы этой истории не было, чтобы она была забыта и не тронута.